На главную  Власть 

 

Наш Достоевский. Классики русской литературы были совсем не такими, как о них рассказывали нам в школе. Достоевский и Некрасов, например, да и Толстой в молодости, были заядлыми картежниками. Причем, Некрасов был картежником удачливым и почти всегда оставался в выигрыше. «С вами играть опасно, без сапог оставите», – сказал ему как-то Белин­ский, проигравшийся в пух и прах.В России Достоевскому установлено множество памятников. В Петербурге есть улица Достоевского, станция метро его имени, гостиница и ресторан «Достоевский», есть даже теплоход «Федор Достоевский».

 

В этом месяце исполняется 500 лет роду Достоевского. Этому событию посвящены научные симпозиумы, читательские конференции, собрания. Некоторые говорят, что сегодняшняя молодежь, мол, Достоевского «уже не читает». А между тем, согласно статистике, именно Федора Достоевского сегодня больше всего печатают во всем мире. Почему?

 

Творчество Достоевского постоянно привлекает кинематографистов. После успеха сериала «Идиот» в Петербурге начаты съемки новой киноверсии «Преступления и наказания».

 

А вот Достоевский был игроком неудачливым. Он больше всего любил рулетку, но постоянно проигрывал. Закладывал вещи, снимал с палец у жены кольца и все проигрывал. Но, наверное, именно этой всепоглощающей страсти русская литература обязана, отчасти, появлению некоторых замечательных произведений. Проигравшись однажды дотла, Достоевский подписал кабальный договор с издателем Стелловским и был вынужден в невероятно короткие сроки сдавать ему романы. Так появились такие шедевры, как «Преступление и наказание» и «Игрок». Как знать, будь Достоевский так же богат, как Тургенев, и, если бы не его пагубная страсть к игре, появились бы они вообще на свет?

 

«Достоевский, – писал Николай Бердяев, когда уже грянул 1917 год, – открыл одержимость, бесноватость русских революционеров… Когда в дни осуществляющейся революции перечитываешь “Бесов”, то охватывает жуткое чувство. Почти невероятно, как можно было все так предвидеть и предсказать».

 

Ленин был, конечно, не прав, назвав «зеркалом русской революции» Толстого. Таким «зеркалом» для России, вне всякого сомнения, был Достоевский. Еще в «Преступлении и наказании» и «Братьях Карамазовых» он поставил, наверное, главный для всего последующего двадцатого века вопрос: а стоят ли все великие свершения одной-единственной «слезинки ребенка»? Ну, а в романе «Бесы» Достоевский первый предсказал появление русского терроризма и сталинизма, а также все то, что за этим последует.

 

Один из героев «Преступления и наказания», Разумихин, которого почему-то мало цитируют, так объяснял невозможность социализма задолго до его торжества в России:

 

Еще в 1877 году, почти за полвека до «Великого Октября», сам Достоевский в своем «Дневнике писателя» отмечал: «Предвидится страшная, стихийная революция, которая потрясет все царства мира изменением лика мира сего. Но для этого потребуется сто миллионов голов. Весь мир будет залит реками крови… Бунт начнет с атеизма и грабежа всех богатств. Начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в стойла». Все именно так и произошло…

 

Достоевского не послушали, переделали Россию и полмира по проекту, вышедшему из «математической головы» Маркса, и в результате все это обернулось невиданной в истории катастрофой.

 

«… у них все потому, что “среда заела” – и ничего больше. Любимая фраза! Отсюда прямо, что если общество устроить нормально, то разом и все преступления исчезнут, так не для чего будет протестовать и все в один миг станут праведниками. Натура не берется в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается! У них не человечество, развившись исторически живым путем до конца, само собою обратится, наконец, в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тот час же и устроит все человечество и в один миг сделает его праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути».

 

Достоевский не только предсказал революцию, но и убедительно объяснил, чем она обернется. «Достоевский, – писал уже упомянутый Бердяев, – обнаруживает призрачность демократии в революции. Никакой демократии не существует, правит тираническое меньшинство. Но тирания эта, неслыханная в истории мира, будет основана на всеобщем принудительном уравнении».

 

«Тварь я дрожащая, или право имею?» – спрашивал Родион Раскольников, убивший для осуществления своих идеалов старуху-процентщицу. Раскольников, правда, потом раскаялся в содеянном, однако чекисты, тоже начавшие убивать «ради идеи», даже это сделать не смогли. Как не раскаялись и офицеры СС, также убивавшие во имя теории, тоже вышедшей из другой «математической головы».

 

А ведь Достоевский не был хорошим оратором. У него не было ни сильного голоса, ни мощной фигуры, ни яркой внешности. На трибуну поднялся небольшого роста, сутулый пожилой человек с бледным измученным лицом. Писатель не жестикулировал, не делал эф­фектных пауз, ни жонглировал словами. Он заговорил тихо, как будто неуверенно, но постепенно глаза его загорелись, в них засветилась нечеловеческая гипнотическая сила, которая буквально заворожила присутствовавших.

 

Достоевского еще при жизни ждал триумф, которого не имел ни один другой русский писатель. Произошло это в дни Пушкинского юбилея в Москве. Выступали двое: сначала Тургенев, а потом – Достоевский. Тургеневу вежливо похлопали, но когда закончил свою речь Достоевский, то произошло нечто невероятное. Вот как описывает это современник: «Когда Федор Михайлович окончил свою речь, то наступила минута молчания, а затем, как бурный поток прорвался невиданный и неслыханный восторг. Рукоплескания, крики, стук стульями – все сливались воедино… Многие плакали, обращаясь к незнакомым соседям с возгласами и приветствиями, многие бросились к эстраде, и ее подножья какой-то молодой человек лишился чувств от охватившего его волнения. Почти все были в таком состоянии, что, казалось, пошли бы за оратором по первому его призыву куда угодно. Так, вероятно, в далекое время умел подействовать на собравшуюся толпу Савонарола».

 

Юбилей Пушкина превратился в день коронации Достоев­ского. Аксаков вообще отказался выступать после него, заявив, что ему уже нечего больше сказать. Но не это главное. Главное было в том, что Достоев­ский говорил. В годы разгула русского терроризма говорил он о любви, о братской любви и примирении. Он призывал всех русских людей покаяться и объединиться. «Нам надо быть русскими и гордиться этим». «Но чтобы стать настоящим русским, надо быть братом всех людей». Ибо назначение русского человека есть, бесспорно, всеевропейское, всемирное. «О, народы Европы, они не знают, как они нам дороги!»

 

– Пророк! Вот пророк! – вихрем пронеслось по залу.

 

«Бердяев говорил, что Достоевский оправдывает существование России. Мы же можем сказать, что Достоевский оправдывает существование самого рода человеческого», – с благоговением заявил греческий архимандрит Василис Ставроникитский с горы Афон.

 

«Это была огромная и бурная душа, точно умственный вихрь, вырвавшийся из недр русской расы», – писал философ Михаил Меньшиков.

 

«– Да! – сказала она с мукой.

 

В то же самое время были люди, далеко не лишенные таланта, которые еще при жизни Достоевского терпеть его не могли. Как, например, другой великий русский писатель Бунин. Он с иронией говорил:

 

Вот и весь ваш Достоевский», – язвил будущий лауреат Нобелевской премии по литературе.

 

– Нет! – возразил он с содроганием.

 

Его похороны в Петербурге собрали невиданную по тем временам толпу. За гробом писателя, обнажив, несмотря на мороз головы, шли около ста тысяч человек, траурные марши играли более десяти оркестров, несли бесчисленные венки, многие не могли сдержать слез.

 

Достоевский предвидел не только террористов и революцию, но даже свою смерть. 28 января 1881 года на рассвете он разбудил жену и тихо сказал ей: «Знаешь, Аня, я уже три часа как не сплю и все думаю, и только теперь осознал ясно, что сегодня я умру». Так и произошло.

 



 

«Зенит» — отдушина для болельщиков. Встречи с генконсулами. Горожане за второй срок Валентины Матвиенко. Деньги банки любят. Американский флот основал контр-адмирал… флота российского!. Местные производители сами не хотят торговать на рынках Петербурга?. Рождение гиганта.

 

На главную  Власть 

0.0141
Яндекс.Метрика