|
|
|
На главную Звезды
Неугасимая звезда Петербурга. …Молодой актер БДТ на гастролях отстал от поезда и, умильно заглядывая в лицо суровой проводнице, заклинал «подсадить» его до Симферополя. Предлагал любые деньги. Но непреклонная жрица МПС сдалась только после обещания достать контрамарку на спектакль с Алисой Фрейндлих. Это звонкое, как мейсенский фарфор, имя давно уже стало не просто манящей «петербургской тайной», но национальным достоянием России. Алиса Бруновна, в жизни – человек на удивление скромный, много лет избегает необязательных посещений, и шанс достать «контрамарку» в ее тихий, заставленный старой мебелью дом весьма невелик. Правда, в канун юбилея актрисы одно из редких исключений было сделано для президента России, который зашел к ней на чашку чая… Алиса Бруновна Фрейндлих у нас одна – другой такой нет. Недавно список ее регалий пополнился – всенародно любимая актриса стала лауреатом Государственной премии России в области литературы и искусства. Она могла бы стать певицей, но стала великой актрисой. Поэтому все, что Фрейндлих говорит о жизни, творчестве и судьбе, всегда интересно. – Когда Варя родилась, Игорю Петровичу Владимирову было сорок девять лет, а мне – тридцать три. Каждый вечер после спектакля наш дом – его называли «Игорный дом» – наполнялся людьми. Владимиров был замечательным режиссером, недооцененным, быть может, на фоне Товстоногова, находившегося тогда в пике заслуженной славы. У Владимирова в Театре Ленсовета гармонично сочетались точность режиссерского взгляда с внимательным отношением к актеру. Она живет на полпути от бывшего «своего» театра – Театра Ленсовета – до нынешнего – БДТ, что за Фонтанкой. Прошлый театр – это лучи первой славы, двадцать две премьеры за двадцать два года, любовь и рождение дочери… – Чувство юмора. Владимиров именно этим меня когда-то и покорил. – А что для вас является определяющим в отношении к человеку? В ее просторной квартире, где при желании можно отыскать автограф Астрид Линдгрен или записку Тарковского, хранится семейная реликвия – старинный шар цветного стекла с буквами A. S. Это инициалы основателя рода Фрейндлихов, мастера-стеклодува, приехавшего из Германии учить русских своему ремеслу. На свету он распускается новыми красками. Как диковинный цветок, выросший на чужой земле, которая стала ему родной. – Мне трудно судить: у меня были необыкновенно интересные и талантливые мужья – скучно ведь просто совершать рядом с кем-то «ритуалы». Честно говоря, я вспоминаю о том, что не замужем, только когда в доме что-то ломается или нужен шофер. Но ведь это оскорбительно – думать о спутнике жизни только с таких позиций. И я одна не потому, что так уж дорожу возможностью принадлежать самой себе. Семейную жизнь можно сравнить с театром, который после потери признанного лидера долго не может найти ему замену. Потому что мало кто выдерживает сравнение с «номером первым». – Как вы сегодня справляетесь с обыденными ритуалами жизни, которые, как принято считать, должен разделять с женщиной ее спутник? Ведь в вас были влюблены и до сих пор влюбляется половина мужского населения страны… – Без работы я нервничаю и начинаю «бить копытом». Когда-то после «Макбета» для меня наступила пауза в три года, я поняла, что истопталась на месте, и принесла в театр «Калифорнийскую сюиту», которую мы до сих пор играем с Олегом Басилашвили. Сегодня мне интересно работать с Темуром Чхеидзе. – Вас целиком поглощает работа? – Главное и искомое в театре, по-моему, не столько эксперимент и риск, сколько момент эмоционального сопереживания, соприсутствие. Это, должно быть, очень старомодный взгляд, но мне его менять совсем не хочется. – Что для вас главное в театре? Считалось, что маленькая Алиса похожа на свою бабушку Шарлотту. Фрейндлихи – из обрусевших немцев, предки которых приехали в Россию по призыву Екатерины Великой. «Во мне, – говорит актриса, – постоянно борются бабушкин немецкий педантизм с русским бедламством». Но именно бабушкин педантизм спас семью от смерти в лютое время первой блокадной зимы. Альт и скрипка Я была первой, а потому самой любимой и главной внучкой. До войны мы жили кланом: бабушка, две ее дочери и папа с семьей. Первую блокадную зиму мы пережили благодаря бабушке: она настрого запретила выкупать хлеб вперед. Мама и папина сестра Мара Артуровна рано утром отоваривали карточки, потом надевали ватные штаны и фуфайки, накрывались одеялами и шли на гильзовый завод к Волковскому кладбищу. До сих пор помню вкус дуранды и студня из столярного клея. У нас все время пыхтел на столе самоварчик, но мы никогда не пили голый кипяток: у бабушки, как у всякой немецкой хозяйки, был богатый запас специй, которыми она оделяла и соседей. – До войны меня воспитывала бабушка. Родители целыми днями пропадали в своих театрах, им было не до меня. Помню, папа приходил с репетиции и ложился вздремнуть перед спектаклем (теперь это и моя привычка). Однажды, пытаясь привлечь его внимание, я чуть не выколола ему глаз карандашом, была наказана и долго стояла в углу за печкой. А бабушка, чем бы ни занималась, всегда пела. У нас на антресолях долго хранились дедушкин альт и бабушкина скрипка. – После первой блокадной зимы всех выслали как «граждан немецкой национальности». Остались только мы с мамой… Когда много лет спустя я в БДТ получила роль Шарлотты в «Вишневом саде», то самовольно вставила в текст некоторые бабушкины словечки, присказки и песенки. Она иногда смешивала русские и немецкие слова. Получалось: gib mir кастрюлька auf dem полка… – Что потом стало с вашей семьей? – Всю жизнь я, как все Фрейндлихи, любила петь и хотела стать певицей, вообще театром бредила с детства: выкаблучивалась перед зеркалом в маминых платьях, посещала десятки кружков. Но отец моей «профориентацией» не занимался никогда. О моих актерских способностях его настойчиво информировала Мария Александровна Призван-Соколова, которая вела наш драмкружок. Она опасалась, что приемная комиссия Театрального института из-за моей «мелкой фактуры» не разглядит «большого таланта», и просила папу воспользоваться своим авторитетом. Но он сказал: «Ну как я могу? Ведь я никогда не видел ее на сцене… » – А как вы все-таки стали актрисой? – После его ухода из семьи мы встречались, но все как-то по касательной. До войны я не видела его спектаклей, была маленькой, но помню, как он дома репетировал, был молодой, озорной… – Вы разве не виделись? – После окончания школы мы как-то пошли гулять по набережным, и я поделилась с ним своими сомнениями: консерватория или театральный? У меня было приличное меццо-сопрано. Но отец высказался в пользу театрального. Для оперы, считал он, у меня маловато фактурности, а на драматической сцене голос станет моим неоспоримым плюсом. – Но, как известно, в конце концов именно отец выбрал вам не только имя, но и профессию… – Да, он видел все мои премьеры, кроме тех, на которые уже не ходил из-за того, что стал плохо слышать. До сих пор помню его замечания по поводу моей леди Макбет, про которую он сказал, что она излишне суетлива и надо добавить ей «статуарности»… Но ведь он видел премьеру, когда я нервничала до обморока. Это уже потом я начинаю «отгребать» все лишнее, и в роли проступает главное. Увы, я долго «вызреваю»… – Мнения и оценки Бруно Артуровича всегда были важны для вас?
 Сможет ли Хиддинк сотворить чудо?. Мнения петербуржцев. КАД достроят к 2010 году. Пером и... лопатой. Учатся жить заново. «Послание к человеку – 2008». Кто разрубит мусорный узел?.
На главную Звезды 0.0131 |