На главную  Анализ 

 

Творить кумиров – гиблое дело. – Артур, начнем с последних новостей: какие впечатления у вас остались от работы с Дыховичным?Что касается веры в судьбу, то я фаталист. Хотя не верю в знаки, предопределения и ничего не хочу знать про свое будущее. Это лишает жизнь смысла. Но я уверен, что там наверху за мной кто-то приглядывает и не дает пропасть.

 

Петербургский актер Артур Ваха наверняка стал бы возражать, назови его кто-то звездой. Его дарование и в самом деле лишено того нестерпимого и порой холодного блеска, каким сияют недостижимо звездные актерские имена. Его талант, очень теплый и человечный, уже более двадцати лет согревает российского, а по преимуществу – петербургского зрителя. Потому что Театр комедии, БДТ и Театр Ленсовета – основные площадки, где Артур Ваха сделал себе имя. А многочисленные кинороли – от давнего дебюта в фильме «Капитан Фракасс» до работы в последнем проекте Ивана Дыховичного – только добавили ему всероссий­ской популярности.

 

– В последнее время вы много снимаетесь в сериалах: уже ощутили себя «медийным лицом»?Творить кумиров в профессии – гиблое дело. Кумирам волей-неволей начинаешь подражать и терять собственное «я». У меня есть любимые артисты, перед которыми я преклоняюсь, – например Алиса Бруновна Фрейндлих или Евгений Евстигнеев, но у каждого актера свой путь. Мне хорошо в соб­ственной «шкурке».

 

– Съемки проходили под Выборгом, и там не обошлось без экстрима: купание в ледяной воде, полеты на канате… Но сказать что-либо определенное о сюжете и о герое, которого я играю, довольно трудно: в основе сценария – абсурдистская пьеса братьев Пресняковых «Европа-Азия». Что из этого в конце концов получится, – вопрос к режиссеру. Но мы пытались по мере сил играть по-честному, включая все «фибры и жабры». Что касается моего персонажа, то могу сказать одно: по профессии он – рекламщик, который имеет дело с разными надувными летающими объектами. Иван Дыховичный, кажется, моей работой остался доволен. Компания у нас собралась веселая, и оттого, что не совсем было понятно, что мы все делаем, становилось еще веселее.

 

– А я слышала некий театральный апокриф про прекрасную незнакомку, которая ходила на все ваши спектакли и неизменно садилась с букетом в первом ряду… До сих пор сидит или уже отчаялась?

 

– Вот только не надо обзываться! «Медийные лица» – это Костя Хабенский, Миша Пореченков… А я спокойно хожу по улицам, сижу в кафе, и никто ко мне не бросается за автографом. Меня это радует, потому что я вижу, как мучаются многие мои друзья, которым уже просто нельзя жить своей жизнью. Я радуюсь их успехам, но мне их по-человечески жаль.

 

– А музыку вы не писали?

 

– Мне про это ничего не известно. Слава богу, мои поклонники и поклонницы – люди корректные. Ни фан-клубов, ни людей, которые дежурят в подъездах, у меня нет. Я ведь не Виктор Цой, хотя мы с ним некогда дружили.

 

– Есть ли у вас кумиры в профессии?

 

– Нет, просто любил рок-н-ролл, а мой близкий друг учил Витю играть на гитаре и сам лидировал в группе «Палата № 6». Сейчас я дружу с Сашей Васильевым, лидером группы «Сплин», общаюсь с ребятами из Billy’s Band.

 

У меня есть любимые артисты, перед которыми я преклоняюсь, – например Алиса Бруновна Фрейндлих или Евгений Евстигнеев, но у каждого актера свой путь. Мне хорошо в собственной «шкурке».

 

– Творить кумиров в профессии – гиблое дело. Кумирам волей-неволей начинаешь подражать и терять собственное «я».

 

– Я никогда не встречала такого имени, как у вашей мамы, – Воля Васильевна. Откуда оно?

 

А главный в жизни авторитет – это моя мама, поскольку она умнейший человек и потрясающий педагог.

 

– Вы согласны с расхожим суждением, что актерство – профессия женская?

 

– Ее назвали в честь красавицы-цыганки, которая жила по соседству с моей бабушкой. Хотя сама мама наполовину украинка, наполовину русская.

 

– Вы считаете, что женщине нужна любовь больше, чем мужчине?

 

– Это профессия-гермафродит. И жен­ская она в том смысле, что актеру важнее всего, чтобы его полюбили. Если не полюбили – никакого катарсиса зритель не испытает, и дело твое пропало.

 

– В шесть лет вы впервые вышли на сцену Театра Ленсовета в спектакле Игоря Владимирова «Человек со стороны» и через 35 лет стали актером этого театра. Вы верите в судьбу?

 

– Для женщины любовь – момент само­утверждения, а мужчина, хоть и нуждается в любви, но прежде всего реализуется в профессии.

 

– А с кем из кинорежиссеров интересно работалось?

 

– Хорошо, что при этом я не стал «крепост­ным», а сохранил свободу играть на разных сценах. Что касается веры в судьбу, то я фаталист. Хотя не верю в знаки, предопределения и ничего не хочу знать про свое будущее. Это лишает жизнь смысла. Но я уверен, что там наверху за мной кто-то приглядывает и не дает пропасть.

 

– Я очень люблю вашего Хамчика из сериала «По имени Барон…».

 

– Тут мне повезло: Сергей Снежкин, Дмитрий Светозаров и Дмитрий Месхиев умеют работать с актерами, и с ними было здорово.

 

– А про кого из театральных постановщиков вы могли бы сказать: «Это мой режиссер»?

 

– Пожалуй, это и в самом деле лучшее, что мне удалось в этом виде кинотворчества. Не считая нескольких планов, которые я с удовольствием стер бы ластиком.

 

– Какую свою черту вы считаете основополагающей?

 

– Мне очень нравится Витя Крамер, с которым мы выпустили два спектакля – «Село Степанчиково…» и «Страсти по Мольеру». Сейчас он поставил в Театре комедии «Старшего сына» с Анатолием Равиковичем, но надеюсь, что мы с ним еще «схлестнемся» в совместной работе.

 

– Что вам помогает несмотря ни на что сохранять эту любовь?

 

– Думаю, что это любопытство и любовь к окружающему миру.

 

– Одно дело – любить наблюдать, и совсем другое – любить то, что видишь.

 

– Наверное, острый интерес к людям. Скорее всего, тут много идет от профессии. Целиком придумать персонаж невозможно, надо его подсмотреть в жизни. Все, что таким образом кладется в личную копилочку, потом идет в дело. Чем больше ты впитываешь, тем больше потом отдаешь.

 

– Часто детские мечты – ключ к пониманию взрослого. Почему вы мечтали стать хирургом?

 

– Тех, кто страдает ненавистью к окружающим, чаще интересует только собственная персона. Я понимаю, что люди – страшные животные, потому что обладают разумом и в силу этого бывают особенно беспощадны. Но смысл нашего ремесла именно в том и состоит, чтобы человек вырастал над собой. Я стараюсь видеть в людях лучшее. А если мне это не удается – просто отхожу в сторону.

 

– А когда перестали об этом мечтать?

 

– Это был детский максимализм: мне хотелось, чтобы люди не страдали, жили вечно и были счастливы.

 

– Вы светский человек или домашний?

 

– Когда почувствовал запах кулис. Все произошло случайно: мама проходила практику в театре у Игоря Владимирова, ей не с кем было меня оставить, и она привела меня на репетицию. Им понадобился мальчик в спектакль «Человек со стороны», и Владимиров сказал: «Да вот же у нас мальчик…» Так я попал в артисты, шесть лет играл на одной сцене с Алисой Фрейндлих и покойным Леонидом Дьячковым.

 

– Как бы вы его определили?

 

– Ненавижу гламурные вечеринки, где люди улыбаются и врут друг другу в глаза. Или, как это принято в Москве, начинают разговор с местоимения «Я». Пиарить самого себя я не умею, не люблю, и у меня есть свои тусовки. Это главным образом рок-н-ролльные люди и мои друзья – художники, которые открыли пять лет назад свой клуб «Пурга», где мы и проводим время в свое удовольствие. Иногда я надевал там шапочку зайчика и работал официантом, когда надо было кого-то подменить. Там бывают и безумно богатые, и совсем бедные люди. Но их объединяет особое отношение к жизни.

 

– Самое сильное эмоциональное впечатление последнего времени?

 

– Прежде всего, это умение относиться к себе с юмором.

 



 

«Лыжные стрелы». Эра Путина будет продолжаться. Смешить, но не любой ценой. А Дед Мороз был с розгой…. Чем заняться в праздники. Новости от питерских котов... в Год мыши. Чемпионат у телевизора.

 

На главную  Анализ 

0.0113
Яндекс.Метрика