|
|
|
На главную Новости
Гранитный секрет Медного всадника. Ровно 225 лет со дня открытия в Петербурге самого знаменитого монумента города – Медного всадника – исполнилось на минувшей неделе. Церемония в 1772 году была пышной: с барабанным боем, музыкой, торжественным маршем гвардейских полков и пальбой из пушек. Присутствующим щедро раздавали золотые и серебряные медали, отчеканенные по этому поводу. Наконец по сигналу ракетой сняли щиты, и перед изумленной толпой явился великолепный бронзовый Петр I верхом на коне, взлетевший на крутую скалу. Правая рука царя величаво указывала на Неву, Академию наук и Петропавловскую крепость, символически обозначая главные цели его правления: просвещение, торговлю и военную мощь. Под задними копытами коня распласталась поверженная змея – символ зла, сопротивления петровским реформам. То, что Медный всадник изваял француз Фальконе, всем известно. Однако о том, что в реализации исторического проекта принял участие еще и грек Маринос Карбурис, хорошо известный петербургской полиции под именем графа Ласкари, знают немногие. Зрители поразились портретному сходству памятника с Петром. Однако это была вовсе не заслуга французского скульптора Этьена Мориса Фальконе, которого Екатерина пригласила в Петербург по совету энциклопедиста Дидро. Три раза он пытался сделать императора похожим, но ничего не получалось. Маститого ваятеля выручила его 19-летняя ученица Мари Анн Колло. Именно она вылепила лицо Петра всего за одну ночь. За эту работу довольная Екатерина повелела тут же избрать ее членом петербургской Академии художеств. Портретное сходство Гром-камень «Портретного» сходства Фальконе добивался даже при изображении лошади и долго искал подходящую для позирования. Самой любимой лошадью Петра была кобыла голштинских кровей – Лизетта, нередко выручавшая его в Северной кампании. Скульптор пытался подобрать лошадь такого же экстерьера и темперамента. Осмотрев конюшни графа Алексея Орлова, Фальконе остановил свой выбор на двух скакунах – Капризе и Бриллианте, которые и стали прототипами для монумента. В сентябре 1768 года крестьянин Семен Вишняков сообщил, что недалеко от деревни Конная Лахта в лесу лежит гранитная скала. Местные жители называли ее «Гром-камень». Один кусок от нее был отколот из-за удара молнии. Долго не могли найти подходящий камень для постамента. Это вызвало волну слухов и сплетен. Но как доставить в столицу махину весом более 2000 тонн? Такую громадину нигде в мире еще не перевозили. Чтобы выполнить трудную задачу, в Петербурге был объявлен первый в истории России «тендер»: огромная премия тому, кто предложит наилучший проект перевозки камня для постамента. В конце концов Екатерина поручила это жившему в Петербурге греку – некоему графу Ласкари. Для транспортировки камня по суше изготовили из сосен огромную платформу. С нижней ее стороны находились медные желоба. Такие же желоба-рельсы с шарами были уложены и на земле. Дождавшись морозов, камень, как по катку, и докатили (со скоростью 2 километра в месяц) до берега и с трудом взгромоздили на громадную баржу, установленную между двух кораблей. Везли махину почти полтора года, и в Петербург баржа прибыла только осенью 1770 года. Иностранные газеты писали об этом примечательном событии с нескрываемым восторгом: «Выдающееся достижение русской техники!», «Превосходит достижения римлян!». Говорили, что он прибыл в столицу, чтобы любым способом разбогатеть. Некоторые потом утверждали, будто вообще остроумный способ перевозки громадного камня предложил некий русский кузнец, у которого грек якобы купил идею за 20 рублей. Нерукотворная здесьросская гора,Вняв гласу Божию из уст Екатерины,Пришла во град сквозьневские пучиныИ пала под стопы Петра! Некий тогдашний пиит по этому поводу даже сочинил: Все-таки грек! А сама восхищенная императрица повелела выбить медаль с изображением эпопеи с перевозкой Гром-камня и надписью «Дерзновению подобно». По словам графа Карбуриса, который служил в столице Российской империи в чине лейтенанта-полковника (в те времена Екатерина часто приглашала на службу православных греков), сам он, родом с греческого острова Кефалонья, в молодости совершил некий «акт насилия», что впоследствии заставило его покинуть родину и сменить фамилию. Что именно он сделал, Карбурис прямо не пишет, однако нетрудно предположить, что он участвовал в боях греческих повстанцев против турок, под игом которых томилась тогда Эллада. Прямо об этом в королевской Франции он в то время написать, конечно, не мог. Сам исполнитель грандиозной инженерной задачи издал в 1777 году в Париже большой фолиант, озаглавленный витиевато: «Монумент, установленный во славу Петра Великого, или доклад о работах и механических средствах, которые были использованы для транспортировки в Петербург Скалы, предназначенной служить постаментом конной статуи Императора». Кстати, именно этот факт и опровергает «патриотическую» легенду о том, будто оригинальная инженерная идея принадлежала русскому кузнецу. Граф Ласкари в книге объясняет, как и почему он объявился в Петербурге, и признается, что он и в самом деле жил там под чужим именем, а его настоящие имя и фамилия – Маринос Карбурис. А может, это вообще – гипотеза историков уже советских времен, когда чуть не все технические открытия в мире приписывали доморощенным Кулибиным и Ползуновым. Кроме того, ясно, что человек без специального образования никак не мог разработать весьма сложный проект транспортировки гигантского груза. Так что историю с покупкой оригинальной идеи «за 20 рублей», вероятно, придумали завистники, которым никак не давал покоя громадный гонорар, уплаченный Екатериной предприимчивому греку. Есть насчет камня и другая легенда. Будто сам Фальконе продавал потом в Париже осколки Гром-камня. Французские модники вставляли их в оправу из драгоценных металлов и носили как украшения. Кстати, досталось от завистников и самому Фальконе. Он так переругался с критиками монумента, что был вынужден покинуть Петербург, и памятник открывали уже без него. После одобрения модели памятника приступили к его отливке. И тут едва не случилась катастрофа: расплавленный металл разрушил часть формы и грозил выплеснуться на людей. Перепуганный Фальконе со всех ног бросился прочь, вслед за ним в страхе побежали и другие. Только литейщик Хайлов не растерялся, а продолжал с опасностью для жизни лить бронзу, пока форма не была заполнена до конца. «Его храбрости мы обязаны спасением отливки», – с благодарностью писал потом Фальконе. Катастрофа с отливкой
 Есть ли свобода в российской печати?. новости «большой восьмерки». После ремонта мост стал Благовещенским. Минимизировать влияние на город. Путин в Петербурге. Три цвета нашего флага. Люди, годы, фото....
На главную Новости 0.0272 |